Меня зовут, впрочем это неважно. У меня есть друг, близкий друг. Нам по 21 году. Люблю я бывать у него дома. Как то не заметно для меня его сестра Валюша выросла и стала вполне сексуальным созданьем. Ей тогда было 13 лет. Не для своего возраста взрослая, умная и очень красивая девочка. Красивое светлое личико, Желтые длинные волосы вызывали восторг у меня, кроме этого ее стройная фигура с достаточно развитыми для ее возраста грудями и аппетитная попка. Не знаю почему но меня начало тянуть к ней. Тянуть сильно. Я стал замечать что когда я дома мастурбирую думаю о ней. Как я ее ласкаю: и многое другое. Приходил я к своему другу достаточно часто. Так я ее знаю уже много лет Валюша уже не сильно меня стеснялась ходила в ночнужке или в длинной рубашке своего брата. Что было под которым мне оставалось лишь догадываться. Я видел ее длинные ноги, ступни которые манили меня к себе. И я понял что хотел ее. Хотел младшую сестру своего друга:
Однажды утром, я зашел к другу (хотя знал что его не будет). Дверь открыла Валя она была как всегда в синей длинной рубашке своего брата.
— «Привет»- сказал я, «брат дома?».
— «его нет сейчас, уехал видать рано утром»
— «Не знаешь когда приедет» спросил я,
— «Нет я только что проснулась» ответила она.
— «Валюш, давай я его подожду пол часика» предложил я.
Она не стала мне отказывать сказала чтобы я заходил. Проходя в гостевую я сидел, включил телевизор и сидел смотрел.
Она как я понял умывалась. Я встал с кресла и тихо прошел на кухню оттуда была видно ванная если дверь конечно открыта. Валюша стояла спиной к кухне и принимала утренние дамские процедуры, на которые я не стал уделять большое внимание. Гораздо больше я интересовался ею самой, смотря на ее прямые ножки я чувствовал эрекцию. Неожиданно для меня она сняла рубашку и стала ощупывать свои груди, любуясь ими, трогая их. Ей определенно нравилось то что она росла. Она осталось в одних трусиках. Беленьких, маленьких трусиках. Как она меня тогда возбудила. Я был готов кончить, я стоял и смотрел на нее. Когда она обратно одела рубашку и повернулась чтобы выйти из ванной я спрятался. Она прошла к себе в комнату. Я лишь догадывался чем она там занимается. Проходя мимо ванной я зашел туда, включил воду и закрыл дверь. Я естественно не мылся а стоял и думал, отрыв дверцу стиральной машины увидел трусики, ее трусики.
Не белые они были но все же это были ее трусики. Желтенькие красивые трусики. Я начал вдыхать аромат ее киски, член давно стоял. А я нюхал ее трусики. Было видно что она носила их несколько дней (как мне показалась). Они были свеженькие, и запах ее киски я чувствовал как ни когда близко. Я стоял и фантазировал, приближая ко рту и губам этот весьма сексуальный и интимный предмет ее туалета. Но тут дверь открылась и на пороге стояла она, Валюша. Стояла и удивленна на меня смотрела. Мои брюки были вздыбленными и было видно что я был возбужден. Она смутилась, вырвала из моих рук свои трусики и побежала к себе в комнату.
Я стоял, продолжал стоять. Я был в шоке что меня застали за таким не очень благородным занятием. Мне было больно и страшно что на обо мне подумает и я решил поговорить с ней.
— «Валя, можно мне зайти» сказал я,
— «Проходи грустно» сказала она.
Я прятал свои глаза, заходя в ее комнату. Мне было ужасно стыдно.
— «Валь, с нами парнями такое случается, когда мы теряем голову» сказал я.
— «Саша, ты меня хочешь да?» спросила она.
Что мне было ответь я сидел и смотрел на пол. Ни чего не говорил.
— «Прости меня, я не хотел тебя обидеть», хоть как то я пытался реабилитироваться.
Она молчала.
— «Валя прости меня, ты мне просто очень нравишься», сумел сказать я.
Я перевел глаза на ее ноги. Они были чудесные, стройные и красивые. Я сидел и смотрел на них. Валя уловила мой взгляд на свои ноги.
— «Они тебе нравятся да?» спросила она.
— «Что?» не понял я.
— «Они показывая на свои ноги»
— «Всем мужчинам нравятся красивые, стройные дамские ноги» ответил я.
Разговор явно не клеился. Чувствовалась напряжение в воздухе. И она включила музыку. Какую то медленную музыку, то ли Бритни Спирз, пела, то ли Кристина Агилера. Я не разберался в этом.
— «Саша, тебе нравится эта музыка?» спросила она.
— «Да» ответил я.
Дальше машинально я встал и предложил ее потанцевать. Она согласилась. Мы встали и начали медленно танцевать. Мой стыд проходил. Я держал ее за талию, и ее попка была так близка. Неожиданно в уголку я заметил желтую, сморщенную тряпочку. Это были те самые трусики: У меня не произвольно произошла эрекция, и мой член востал. Я прижимался н ней. К Валюшке. Было видно что она чувствует мой член, но отступать было поздно. Я медленно опустил свои руки от ее тали к бедрам. И ждал ее реакции. Реакции не было, и я продолжал прижиматься свои членом к ней, и одновременно гладил ее попочку. Она молчала, музыка сменилась к тому времени на другую, более энергичную. Но мы продолжали стаять как стояли.
— «Валюша, иди ко мне не бойся» сказал я и сел на ее кровать.
Она молча подошла ко мне.
Я начал растегивать пуговички с ее рубашки, но руки меня не слушались, в был сильно возбужден но одновременно взволнован. Наконец справившись с пуговичками и со своими нервами, я обнял ее за талию оголяя ее от рубашки. Она была в одних трусиках. Тех самых беленьких трусиках. Начал я трогать ее груди. Боже как мне было приятно. Она стояла не чего не говорила. Усадив ее на свое место, я начал растегивать свои брюки. Она во все глаза смотрела как я проделываю это. Наконец, растегнув брюки я снял их. И стоял перед ней в трусах.
— «Хочешь потрогать» сказал я.
Она только зашевелила головой в знак согласия. Взяв ее руки я прижал к своему члены. Она ощупывала его. Пытаясь привыкнуть к нему. И быстро отправила свои руки внутрь моих трусов. Мне было приятно. Рукам я начал ощипывать ее промежность, сквозь трусики. Там было много влаги. Она потекла.
Медленно она сняла с меня трусы, и мой член болтался на уровне ее ротика. Это была весьма кстати, и я попросил поласкать мне член. Она засмеялась, но все же поцеловала его, потом медленно ввела член в свой маленький ротик. И начала сосать его. Делала она это не очень умело. Но было видно что она очень старается. Не хотел я кончать ей в ротик. Поэтому остановил ее. Она не хотя отпустила мой член.
Я предложил ей лечь в кровать, Валюша легла раздвинула ножки и я снял с нее трусики. Это было восхитительно видеть ее (Валю) лежащую в кровати, голую, да ее раздвинувшие ноги. Ее глаза выдавали чувство похоти. Я медленно поцеловал ее в нежные лепестки влагалища. И начал ласкать ее ртом. Ей это явно нравилось. Она закрыла глаза и стала постанывать все громче и громче. Вскоре она забилась в приступах оргазма. Она кончила. Я встал, она по прежнему лежала в кровати. Пройдя в комнату своего друга, я взял пакет презерватива т.к. знал где он их хранит.
И пошел к моей милой обратно. Она меня ждала, лежала в кровати читая журнал. Увидев меня она раздвинула ноги. Я понял все, она поняла все. Я одел презерватив. Целуя ее я медленно вошел в нее. Ей было больно, но все же я медленно но верно ввел в ее половую щель свой член. Она лежала подомной и вскоре начала постанывать. Мы с ней занимались сексом. Я имел ее. Я не мог этому поверить но все же это было так. Вскоре мы оба не выдержали и забились в оргазме. Я кончил, она тоже. И оба мы лежали удовлетворенные и счастливые.

Кузен – мурзен, — дразнит меня Машенька. – Кузина – корзина, — огрызаюсь я. Какие – то старинные слова, никто ими давно не пользуется, а с другой стороны удобнее, чем двоюродный брат, двоюродная сестра. Еще более нелепые слова. Впрочем, Машенька чаще называет меня братиком, а я ее – сестренкой. Но это тогда, когда у нас мир, у Машеньки хорошее настроение. С ней судьба сводит нас каждое лето в деревне. Несколько лет назад тетя Вика с мужем купили здесь дом, и теперь на лето нас отправляют сюда. Скука смертная. Вся деревня – два десятка домов на пригорке вдоль речки, местных – несколько старух, да два старика. Все дома давно скуплены горожанами, и на лето многие переезжают сюда. В выходные деревня оживает, с воскресного вечера вновь пустеет, остаются немногие, живущие здесь все лето, мы с Машенькой в их числе. В выходные дни мы порознь, у Машеньки приезжают подруги, но в оставшиеся дни мы волей – неволей вместе. Машенька старше меня на год, ей уже почти 14, и она постоянно подчеркивает, что она старшая, а потому вправе командовать мною. Это злит меня, и именно это наиболее частая причина наших ссор.
Есть еще сын тети Вики – Миша, но ему только 7 лет. Одна малышня, и мы с Машенькой вынуждены искать развлечения вместе. Мы то ругаемся, как кошка с собакой, то между нами мир и дружба. То и дело нам поручают присматривать за Мишкой, а мы стараемся отделаться от него.
Когда я увидел Машеньку этим летом, я удивился, насколько она изменилась за год. Она стала красивой девчонкой, отметил я, хотя, может быть, раньше я просто не обращал внимания на это, тогда она была девчонкой и все. Наверно потому, что я по другому стал смотреть на женщин, я отметил, что у Маши есть груди, круглые, выпуклые, и ножки у нее были неплохие на мой взгляд, да и вообще она выглядела привлекательной девчонкой. Если бы она не была моей сестрой, я бы приударил за ней. Когда я увидел ее в купальнике, я сразу обратил внимание на удлиненную возвышенность под ее трусиками, которая постоянно притягивала мой взгляд, а когда в этом месте трусики образовывали вертикальную складку, я тут же пытался представить эту скрытую часть ее тела.
Машенька, Миша и я бредем по лугу за деревней. Жара стоит несусветная, лень что – то делать, и в такую жару Тетя Вика отправила нас собирать зверобой на лугу. Собирание всяких трав ее хобби, но почему – то основная работа поручается нам. – Не могу больше, — говорю, — пойдем искупаемся. Речка рядом, стоит только спуститься вниз. – Я тоже хочу купаться, — нудит Миша. – Я не буду, — отказывается Маша, — я без купальника. – Ну и что, я тоже, — это Миша. – Ты можешь купаться и голый, ты маленький. – Да кто тебя здесь видит, — уговариваю Машу, — что тебе обязательно твое бикини надо. – Помолчал бы, — огрызается Маша. – Еще не дорос меня учить. – Ну и плевать, парься здесь.
Раздеваюсь, и в трусах бегу в воду. Миша барахтается под бережком голый. Отплываю немного, поворачиваю назад, и вижу Машеньку в майке и белых трусиках, заходящую в воду. Все таки решилась. Выбираюсь на берег, сажусь на травку, хорошо, уже не так жарко. Машенька садится рядом. Майка облепила ее груди, небольшие сосочки торчат и темнеют под ней. У меня холодок бежит по коже. Маша закрыла глаза и откинула голову, подставляясь солнцу. Пользуясь моментом, перевожу взгляд на бугорок под животом. Белые трусики от воды стали почти прозрачные, так что видны волоски на бугорке, темные, свивающиеся в колечки кудряшки. Кажется, я даже вижу темную щелочку меж волосков, или, может быть, я просто представляю себе, что вижу. В копчике свербит, сидел бы и смотрел бесконечно. Но Машенька уже натягивает джинсы. Видение Машенькиных интимностей сквозь прозрачную ткань несколько дней не покидает меня, я даже становлюсь терпимее к ее манере доказывать, что она старше, и потому умнее.
В очередной поход за травами в этот раз мы отправляемся без приболевшего Витьки. Моя надежда заманить ещё раз Машеньку в реку развеивается сразу. Идти придётся совсем в другую сторону. Через всю деревню, потом поле, за полем лесок, спускающийся к оврагу, а уже за ним склон, где нам и предстоит собирать траву. По дну оврага небольшой ручеёк, который мы просто перешагиваем. Машенька недовольная, то и дело цепляется ко мне, как будто это я, а не её мать отправила нас сюда. Наконец, мы набираем полный пакет, и сворачиваем домой. Пока бродили по склону, сделали большой крюк, и в том месте, где мы спускаемся в овраг, ручеёк уже разлился, метра два, не меньше, и брёвнышко переброшено через него. Я лихо перебегаю на ту сторону, а Машенька останавливается в нерешительности. – Ну, давай же,- говорю ей. – Я боюсь.- Не возвращаться же. Давай. – Помоги мне, я боюсь.
Редкий случай, когда я могу показать сестре, что не она главная. Перескакиваю назад: -Держись за меня.. Тут всего то три шага.
Машеньке хватает двух шагов, чтобы потерять равновесие, и она валится вниз, увлекая меня за собой. Ручей по пояс, мы выбираемся в тине, иле, взбаламученном нашим падением. Машенька чуть ли не в слёзы: Что теперь делать? Как мы пойдём в таком виде? – Подумаешь, что такого.- Это тебе ничего такого. Что я должна в таком виде идти через деревню.- Сейчас сполоснём, высушим одежду и пойдём.
И тут меня обдаёт жаром, Машеньке ведь придётся раздеться. Снимаю одежду, спускаюсь к ручью выше места нашего падения, и застирываю одежду. Кошусь на Машеньку, она стоит в нерешительности. Догадываюсь, что под майкой у неё лифчика, как обычно, нет. – Не поворачивайся ко мне, — прикрикивает она. Так я её и послушался. Дожидаюсь, когда она заплескалась в воде, и вполглаза кошусь в её сторону. Из-под руки выглядывают белые холмики с розовыми завершениями. – Не подсматривай!- зло кричит она, перехватывая мой взгляд. Поднимаюсь наверх, развешиваю одежду на кусте, и оборачиваюсь назад. Машенька идёт, прикрываясь спереди мокрой майкой. Трусы то какие выпендрёжные надела, лишь самое интересное прикрывают. Как она будет вешать одежду, майку ведь придётся убрать. Она на минуту задумывается, потом ложится лицом вниз, и протягивает мне мокрое. – Повесь и моё тоже. – Сама не можешь что ли? – Так я и буду перед тобой голая ходить. Глаза лопнут.
Ладно, мне не трудно. Сажусь неподалёку, изредка поглядывая в её сторону. Попа у неё совсем почти голая, одна узенькая лента посреди, и белая полоса незагорелого от плавок. И у меня неудержимо встаёт, оттопыривая трусы, и вижу, что Машенька косится на меня. Поворачиваюсь спиной, Время идёт, а моё состояние не меняется. – Наверное, уже высохло. Принеси мне тоже,- окликает Машенька. Как же сделать, чтобы она не видела. Боком быстренько двигаюсь, и чувствую на себе девчоночий взгляд. Бросаю ей одежду, и, отвернувшись, одеваюсь, уже не до того, чтобы подсматривать за ней, она бы не видела меня. Хотя, наверняка, она уже увидела, что со мной. Молча идём к дому, Машенька какая-то совсем не похожая на себя, тихая, не цепляется ко мне.
Что-то произошло в наших отношениях с Машенькой. Она по-прежнему задирается, но уже нет демонстративного подчёркивания своего старшинства. В пятницу, когда съезжаются на выходные её подружки, она возвращается домой непривычно рано. И прямо само дружелюбие, никаких подковырок, словно я её подружка. Начинает темнеть, и она то и дело почему –то заглядывается на окна. – Может, пойдем пройдемся, — предлагаю, раз уж она такая тихая сегодня. Надо же ей тоже угодить. – Знаешь, — говорит она, — я бы показала тебе кое-что, но ведь ты потом проболтаешься. – Ни за что, могила. – Ладно, только об этом действительно нельзя никому знать.- Маша, разве я когда подводил. – Подожди, ещё немного, рано. Мы бродим вокруг дома, Машенька молчит. Наконец, она последний раз бросает взгляд на дом – Теперь пора. Только не шуми, надо очень тихо. Подходим к торцу дома. Перед ним дворик с кустами сирени под окном дома, за ними смородина, а дальше окно, выходящее во дворик. А с другой стороны стена сарая, и навес.
Машенька, крадучись, ведёт меня к сараю. У стенки бочки с водой, закрытые сверху деревянными крышками, поленница дров. – Забирайся сюда, — шепчет Машенька. Мы забираемся на бочки, прямо перед нами вид на светящееся окно спальни тёти Вики. А там… на постели голые тётя Вика с дядей Толей, он как раз по пятницам приезжает после работы. Обнимаются, целуются, рука тёти сжимает мужское отличие, а его рука зарывается в тёмные волоски под тётиным животом, и там мелькает нечто красное. Увидеть первый раз в жизни голую взрослую женщину, да притом не кого-то чужого, а свою тётю, и не просто голую, а еще обнимающуюся с мужем, да что там обнимающуюся. То, что они делают друг с другом, как удар. Внутри все обмирает, сердце молотит так, что, кажется, слышно его даже в доме. Кошусь на Машеньку, она, не отрываясь, смотрит на происходящее в спальне, где её родители катаются по постели, тётя приподнимается, подставляет груди под губы мужа, и тот целует выпуклые тёмные соски. Когда же они дойдут до главного? Тётя опрокидывает мужа на спину, перебрасывает через него ногу, и опускается, направляя рукой торчащее мужское в тёмный провал между ног. Белая попа прыгает вверх-вниз , под ней мелькает тёмный ствол. Тугой ком перехватывает моё горло. Не сразу реагирую, что Маша дергает меня за руку, показывая , что надо спускаться вниз. «Идем же, они сейчас кончат», — скорее угадывая, чем слыша ее шепот.
Не соображая, в глазах всё еще голое тело тёти Вики, с белой прыгающей попой и грудями, выделяющимися на загорелом теле, плетусь за Машей. Она останавливается, и только тут я соображаю, что мы в саду. – У тебя стоит? – Машенька оборачивается ко мне. Растерявшись от такого неожиданного вопроса, я молчу. – Да, ладно. Я же видела, как у тебя стоял, когда ты на меня смотрел. Покажи.
Я понимаю, что мне хочется показать, но пытаюсь поторговаться – А ты?
– Я потом. Ну, давай же.
– Ого, говорит Маша, — уже такой большой. Не представляю, как в меня может такой войти.
— А ты примерь, — говорю я.
— Так я и дала тебе. Раскатал губы. Можно, я потрогаю?
— Раскатала губы, — в тон отвечаю ей, а у самого всё кипит.
— Всё сразу хочешь, я же только потрогаю.
— А потом?
— Потом будет потом.
— Обманешь.
Маша сдёргивает вниз шорты вместе с трусами к коленям, показывая тёмный треугольник меж ног, и тут же стремительно натягивает их назад.
— На, видел. Теперь ты.
Пальцы у Маши такие горячие, при том такие нежные. И тут волна накатывается неудержимо, и я извергаю прямо в Машину руку.
— Какой фонтанчик! – восторженно восклицает Маша.
— Теперь тебя потрогаю.
— Не сейчас, завтра. Честное слово, не обману.
Утром, встретив тетю Вику, сразу вспоминаю, какой она была вчера, совсем не похожей на обычную, сегодняшнюю, прокручиваются, как в кино, картины: член скользящий в её красных складках, прыгающие груди, и то, что вспомнилось только сегодня – какое красивое лицо было у неё тогда. Но мысли сильнее занимает Маша то, что пообещала она. Не обманет ли она, не убежит ли с утра к подружкам, как обычно. Я напоминаю ей на всякий случай: Ты помнишь, что обещала? Маша фыркает недовольно: Раз обещала, сделаю. А ты фонтанчик сделаешь? Это так красиво.
Место я сразу определил, шалаш в саду, мы его все вместе строили, отец Маши нарубил в лесу кольев, и мы втроем сооружали его, даже Витка таскал сено, потом пришла и тётя Вика, тоже поучаствовала. Шалаш получился просторный, даже взрослые часто там отдыхали. Осталось избавиться от Мишки, выход один – дождаться, когда начнутся мультики, и Мишка прилипнет к телику. Взрослые обычно до обеда заняты своими делами.
В шалаше прохладно. Маша деловито стягивает джинсы и трусы, ложится на спину-Только аккуратно, а то, знаю тебя, как медведь.
Внутри у Маши такое нежное, влажное. Маша дергается: Глубоко не надо, я же просила аккуратно. Всё, достаточно, мне так щекотно. Давай фонтанчик сделаю.
— Как он смешно дергается. Тебе так приятно? Сегодня дольше было, чем вчера. Почему? Не знаешь? Тебе, правда, нравится, когда я его так трогаю? Мне так очень нравится.
— А когда я тебя трогаю, нравится?
— Да, только так щекотно, но приятно. Когда я была маленькая, папа сказал маме: У тебя муравьишки в трусиках шныряют. Я маму спросила: Тебя больно муравьи кусают? – Какие муравьи? – Какие у тебя в трусиках. Мама рассмеялась и говорит: Они не кусачие, они добрые, ласковые. Так вот, у меня тоже муравьишки бегают там, такие весёлые.
Теперь при первой возможности мы уединяемся с Машей, трогаю голые плотненькие грудки девочки, исследуем интимное мужское и женское, напускаем муравьишек в Машины складочки, пускаем фонтанчики на Машин животик или ножки. «Кино», как его назвала Маша – подсматривание за её родителями, было ещё раз, но наши забавы стали интереснее «кино» .Иногда Маша позволяет чуть – чуть всунуть ей, но не глубоко. В один из дней и случилось то, что должно было случиться. Тётя Вика уехала в город по делам, забрав с собой Мишку. Мы остались вдвоём, естественно тут же разделись, и голенькие играли в наши обычные игры. Как уже не раз бывало, я вставил меж Машиных складочек, но в это раз Маша вместо обычного: Дальше не надо, сказала: Только аккуратно, я так боюсь, и не вздумай в меня кончить. Вот так у нас всё и произошло. С Машей теперь совсем другие отношения, при других она демонстрирует свое превосходство, но уже без раздражения, шутливо, а когда мы уединяемся становится такой покорной, ласковой. Тут же без напоминаний снимает трусики, смело протягивает руку к уже готовому члену. Наблюдать за «фонтанчиком» по прежнему нравится ей безумно .А когда пришло время разъезжаться, Маша даже всплакнула.

Вскоре в кабинет вошли три мои одноклассницы со смущёнными лицами. Ещё две девочки пришли в класс через минуту, а за ними вошла покрасневшая Дженни, держа спортивную куртку перед собой так, чтобы та закрывала живот и верхнюю часть бёдер. Она быстро подошла к своему месту и села рядом со мной. Дженни замешкалась, когда хотела повесить куртку на спинку стула, и после паузы прошептала мне: «Обещай, что не будешь смеяться, пожалуйста…» «Я обещаю, но из-за чего я должен был смеяться?»- спросил я, после чего Дженни посмотрела вниз и медленно убрала куртку, показав мне тёмное влажное пятнышко на штанах между ног. На мгновение я был загипнотизирован этим видом и мыслями о красивой девочке, которая на секунду не выдержала и пустила струйку в штаны. Тогда я взял у Дженни куртку и сам повесил её на спинку стула, заметив, что сзади на её штанах тоже было пятнышко около 2 сантиметров в диаметре. Я понял, что моя соседка по парте так и не пописила, а всего лишь на секунду не вытерпела и не удержала всего одну маленькую струйку.

«Ты в порядке?»- спросил я сочувственно, на что Дженни взволнованно кивнула и смущённо прошептала: «Туалеты в этой школе всегда заняты, а учительница вошла как раз когда я начала писить, поэтому мне почти сразу пришлось остановиться». «Ты имеешь ввиду, что всё ещё хочешь пописить?»- недоверчиво спросил я, на что Дженни кивнула и, покраснев, прошептала: «Да, очень, но я думаю, что сумею вытерпеть до конца урока, мне не привыкать ждать по утрам, когда освободится туалет, ведь у меня четыре сестры». В этот момент учительница пришла с последней отсутствующей девочкой и решила приступить к опросу домашнего задания (нам задали перевести с иностранного небольшой рассказ). Как назло, Дженни давно не отвечала, поэтому учительница спросила именно её. Моя соседка начала переводить рассказ вслух и, казалось, её не очень беспокоила проблема туалета, хотя, как я мог видеть, низ её живота немного раздулся, как будто она плотно пообедала. Примерно через пятнадцать минут Дженни закончила переводить первую страницу, и было заметно, что она начинает волноваться.

Девочка иногда слегка наклонялась вперёд и притопывала правой ногой, что, конечно, было следствием увеличивающегося давления в её мочевом пузыре. Через минуту или две я осторожно повернул голову, и, посмотрев на Дженни, увидел, что она сдвинулась вперёд, на край стула, а пятно в её промежности почти высохло. Если бы ей удалось вытерпеть до конца урока, никто бы и не заметил, что эта девочка немножко намочила штаны. Я действительно надеялся, что Дженни вытерпит, поскольку мне было неприятно даже подумать от том, что над ней смеялся бы весь класс. Вскоре учительница остановила Дженни, вздохнувшую с облегчением, и попросила продолжить другого ученика. Через десять минут моя соседка сидела довольно напряжённо, и я заметил, что она постоянно двигает ногами. Вскоре Дженни начала время от времени задерживать дыхание на несколько секунд, но больше всего меня удивило то, что за последние пятнадцать минут низ её живота раздулся ещё сильнее, и теперь казалось, что у неё там большой апельсин. Ещё через пять минут девочка закусила нижнюю губу и начала время от времени наклоняться вперёд, слегка отрываясь от сиденья стула.

Она явно уже очень сильно хотела в туалет, и я сомневался, что ей удастся вытерпеть до звонка. В течение следующей минуты, как я понял, она тоже начала сомневаться, после чего подняла левую руку и спросила учительницу: «Пожалуйста, можно мне сходить в туалет?» «Нет, ты должна будешь ждать до конца урока»,- ответила учительница. «Ох, пожалуйста, мне очень нужно»,- попросила Дженни, но учительница снова ей отказала. Через несколько минут девочка опять подняла руку и умоляюще спросила: «Пожалуйста, разрешите мне выйти ради исключения, я не могу терпеть дольше», на что получила раздражённый ответ: «Ты должна будешь терпеть до конца урока, как это делают все остальные, я не могу делать исключение для кого-то одного!» Я видел, что Дженни ужасно стыдно, но она всё же сказала: «Я не могу, не могу терпеть! Я просто лопну до конца урока!», но и это не разжалобило учительницу, которая ответила: «Тогда можешь сделать это прямо в штаны, я уже сказала. что никто не выйдет из класса во время урока!» «О-ох, я так сильно хочу в туалет…»,- тихо простонала Дженни, наклоняясь и чуть-чуть оторвавшись от сиденья, как будто пытаясь подтвердить это, после чего я спросил: «Как ты думаешь, тебе удастся вытерпеть до конца урока?»

Дженни взволнованно посмотрела на меня и прошептала: «Не знаю. Я думала, что смогу, поскольку мне всё же удалось чуть-чуть пописить, пока учительница не вошла в туалет; но теперь я не знаю, сколько ещё смогу вытерпеть». «Ты просто должна вытерпеть»,- сказал я серьёзно,- «или все будут над тобой смеяться». Я видел, что Дженни действительно с трудом сдерживалась, поскольку она прошептала, слегка постанывая: «Влажное пятно у меня между ног высохло, но я правда не знаю, не повится ли оно там снова до звонка». Я посмотрел на часы и ответил: «Осталось всего четырнадцать минут, ты должна дотерпеть». Неожиданно, в уголках глаз Дженни выступили слёзы и она, чуть не плача, сказала: «О нет, ещё почти четверть часа! Я не смогу столько вытерпеть». Учительница не смотрела в нашу строну, поэтому я посоветовал девочке думать о чём-нибудь другом, чтобы отвлечься. «Я попробую, но это не так просто, потому что мой мочевой пузырь уже начинает побаливать». «Ты должна вытерпеть до конца урока, приложи все усилия»,- я сказал искренне, на что Дженни кивнула, но на её лице теперь не было уверенности.

Она пыталась сконцентрировать всё своё внимание и все свои силы на маленькой мышце, которая закрывает уретру, от напряжения Дженни так сильно сжала кулаки, что у неё даже побелели суставы пальцев. Она быстро сдвигала и раздвигала бёдра, и я видел, что низ её живота раздулся ещё сильнее, теперь казалось, что в её мочевом пузыре уже должно быть больше литра мочи (это казалось невероятным для семикласницы!). Чтобы уменьшить ужасное давление и боль в мочевом пузыре, Дженни даже расстегнула пуговицу на брюках, оставив закрытой только молнию. Следующие четыре минуты я сидел, слегка наклонив голову и наблюдая за Дженни. После того, как она расстегнула пуговицу на брюках, казалось. что её мочевой пузырь воспользовался отсутствием пояса, который сжимал его, и начал раздуваться ещё сильнее. Набухая всё сильнее, и становясь всё твёрже, мочевой пузырь Дженни даже немного расстегнул молнию на её брюках, сдвинув собачку вниз, и теперь я мог видеть покрасневший, набухший и немного влажный от пота низ её живота над резинкой белых и очень тонких трусиков.

Девочка ужасно хотела в туалет, поскольку она уже не могла сидеть неподвижно, тяжело дышала, а на её лбу выступили мелкие капельки пота. Внезапно, Дженни всхлипнула и согнулась почти пополам, поскольку на её штанах между ног появилась тёмное влажное пятно. Когда девочка согнулась, из её промежности, прямо через брюки, выплеснулась маленькая, но сильная струйка мочи, слегка обрызгав пол перед стулом. Дженни немедленно оторвала ноги от пола и изо всех сил сжала их, после чего просунула между бёдрами одну руку. Молния на её брюках уже полностью расстегнулась, и я видел спереди её тонкие белые трусики, которые стали почти прозрачными от влаги. Несмотря на все усилия девочки, моча всё же просачивалась из её промежности и брюки Дженни намокли уже почти до колен. Девочка несколько раз тяжело вздохнула, поскольку на сиденье стула под ней уже была лужа мочи, которая начала капать на пол. Почти все в классе уже смеялись над ней, услышав капание мочи на пол, после чего учительница встала и подошла к Дженни.

Девочка начала рыдать, а учительница сказала: «Дженни, немедленно застегни молнию на брюках, я не потерплю непристойного поведения у меня в классе. Я надеюсь, что этот случай послужит тебе уроком и в дальнейшем ты будешь ходить в туалет вовремя». Дженни, продолжая хныкать застегнула брюки и сказала: «Простите, но я правда не могла терпеть дольше, я пыталась изо всех сил…» Учительница немного смягчилась и пошла обратно к своему столу, но Дженни так и продолжала сидеть в луже собственной мочи, скопившейся в углублении сиденья стула. Она зачем-то снова расстегнула пуговицу на брюках, но оставила закрытой молнию. До звонка оставалось восемь минут, и я искренне сочувствовал Дженни, что она не сумела дотерпеть всего чуть-чуть. Учительница продолжала вести урок как ни в чём не бывало, а я продолжал краем глаза подсматривать за Дженни. Когда оставалось пять минут до звонка, я заметил, что она снова начала сжимать ноги и понял, что она не полностью опорожнила свой мочевой пузырь, поскольку я видел, что её низ живота снова выпирает над молнией.

Это поразило меня, поскольку минимум поллитра мочи впиталось в её штаны и ещё столько же вытекло на пол. Из её мочевого пузыря пару минут назад вылился литр, и Дженни всё ещё сильно хотела писить! «Ты всё ещё хочешь в туалет?»- недоверчиво спросил я. Девочка покраснела, слегка кивнула и смущённо прошептала: «Я не была в туалете с самого утра.

Я привыкла терпеть подолгу, но сегодня за завтраком я выпила два стакана апельсинового сока и большую чашку кофе, а на позапрошлой перемене я прибавила к этому поллитровую бутылку газировки, которая, видимо, сейчас и переходит в мой мочевой пузырь». Я поразился этому и удивлённо сказал: «У тебя невероятно сильный мочевой пузырь! Если бы я выпил столько жидкости, я бы уже давно описился». «Видишь, я ведь тоже описилась»,- расстроенно сказала Дженни. Мы продолжали сидеть, и я заметил, что за несколько минут до звонка она снова начала ёрзать на стуле и постанывать. Когда урок закончился, несколько девочек, встав, сразу же обмотали вокруг пояса куртки, и, как я понял, они тоже немного не выдержали.

Брюки Дженни были мокрые почти до колен, поэтому она спереди держала в руках свою куртку, а сзади шёл я, чтобы никто не заметил её мокрых брюк. Мы пошли к женскому туалету, но там была большая очередь. Дженни шла мелкими шагами и второй рукой сжимала себя между ног под курткой. Она взволнованно посмотрела на очередь, и почти сразу же не удержала ещё одну маленькую струйку. Я быстро схватил её за руку и повёл к кустам позади школы. По дороге она не удержала ещё несколько струек и постоянно постанывала. Наконец, мы зашли за кустики, и Дженни, еле успев стащить брюки до колен, выпустила сильную струю. Но через секунду ей удалось остановиться, и девочка, переступая с ноги на ногу, как будто она стояла на раскалённых углях, одним движение стащила вниз трусики, после чего со стоном присела на корточки и выпустила настоящий поток, который с шипением пенился на асфальте. В этот момент я ради приличия повернулся к ней боком, но всё ещё продолжал подглядывать. Когда Дженни закончила писить, она встала, и я увидел, что на асфальте была лужа около трёх метров в диаметре.

После этого я дал ей свою куртку, чтобы она могла прикрыть ей мокрые штаны и дойти до дома. В ответ на это Дженни поцеловала меня и прошептала: «Спасибо, если бы не ты, я бы описилась в коридоре школы, так и не добежав до этих кустиков…